Неточные совпадения
Переход от исторического христианства, которое отходит в
прошлое, к христианству эсхатологическому, которому только и принадлежит будущее, должен означать не возрастание пассивности, а возрастание активности, не возрастание
страха, а возрастание дерзновения.
Крестьян и поселенцев и их свободных жен и детей гнетет тюремный режим; тюремное положение, подобно военному, с его исключительными строгостями и неизбежною начальственною опекой, держит их в постоянном напряжении и
страхе; тюремная администрация отбирает у них для тюрьмы луга, лучшие места для рыбных ловель, лучший лес; беглые, тюремные ростовщики и воры обижают их; тюремный палач, гуляющий по улице, пугает их; надзиратели развращают их жен и дочерей, а главное, тюрьма каждую минуту напоминает им об их
прошлом и о том, кто они и где они.
На барина своего, отставного полковника Егора Николаевича Бахарева, он смотрел глазами солдат
прошлого времени, неизвестно за что считал его своим благодетелем и отцом-командиром, разумея, что повиноваться ему не только за
страх, но и за совесть сам бог повелевает.
«Московский листок». Немного сейчас — в двадцатые годы XX века — людей, которые знают, что это за газета. А в восьмидесятые годы
прошлого столетия «Московский листок» и в особенности его создатель — Николай Иванович Пастухов были известны не только грамотным москвичам, но даже многим и неграмотным; одни с любопытством, другие со
страхом спрашивали...
— Ну вот. Я знаю, что ты малый понятливый. Так вот ты следующий свой фельетон и начни так:"в
прошлый, мол, раз я познакомил вас с"негодяем", а теперь, мол, позвольте познакомить вас с тою средой, в которой он, как рыба в воде, плавает". И чеши! чеши! Заснули, мол? очумели от
страха? Да по головам-то тук-тук! А то что в самом деле! Ее, эту мякоть, честью просят: проснись! — а она только сопит в ответ!
Она поняла и поверила мне — это я видел по ее внезапной бледности и по тому, как она вдруг скрестила на груди руки со
страхом и мольбой. В мгновение в ее памяти промелькнуло ее недавнее
прошлое, она сообразила и с неумолимою ясностью увидела всю правду. Но в то же время она вспомнила, что я лакей, низшее существо… Проходимец с всклокоченными волосами, с красным от жара лицом, быть может пьяный, в каком-то пошлом пальто, грубо вмешался в ее интимную жизнь, и это оскорбило ее. Она сказала мне сурово...
Я рассказывал ей длинные истории из своего
прошлого и описывал свои в самом деле изумительные похождения. Но о той перемене, какая произошла во мне, я не обмолвился ни одним словом. Она с большим вниманием слушала меня всякий раз и в интересных местах потирала руки, как будто с досадой, что ей не удалось еще пережить такие же приключения,
страхи и радости, но вдруг задумывалась, уходила в себя, и я уже видел по ее лицу, что она не слушает меня.
Я напряженно всматриваюсь в лицо сырой, неуклюжей старухи, ищу в ней свою Варю, но от
прошлого у ней уцелел только
страх за мое здоровье да еще манера мое жалованье называть нашим жалованьем, мою шапку — нашей шапкой. Мне больно смотреть на нее, и, чтобы утешить ее хоть немного, я позволяю ей говорить что угодно и даже молчу, когда она несправедливо судит о людях или журит меня за то, что я не занимаюсь практикой и не издаю учебников.
И то и другое удалось, и Орлова зажила спокойною, трудовою жизнью; выучилась под руководством знакомых фельдшериц грамоте, взяла себе на воспитание двух сирот из приюта — девочку и мальчика — и работает, довольная собой, с грустью и со
страхом вспоминая своё
прошлое.
Много теперь надорванных людей, живущих
прошлыми страхами, в ожидании будущего ужаса.
Прошлое моё было таково: жил в Москве, имел бакалейную лавочку; когда — после переворота — начались эти экспроприации, я со
страха в уме помешался, год с лишком в больнице лежал, а теперь ищу для отдыха уединённой жизни.
Через два дня мы вернулись домой. Вопрос о Билимбаихе остался открытым до первого дождя, когда безыменная речка под горой наполнится водой. О своем детском
страхе мы, конечно, не рассказывали никому, хотя и не уговаривались предварительно. Что же, дело
прошлое — теперь можно и рассказать…
Рассудок говорил мне всю сущую правду, краска стыда за недавнее
прошлое разливалась по моему лицу, сердце сжималось от
страха при одной мысли, что у меня не хватит мужества отказаться от поездки к графу, но я не долго колебался. Борьба продолжалась не более минуты.
Дорушку, Вассу, Любочку и прочих приюток она знала по
прошлым двум годам, а с Дуней, поступившей за ее отсутствие, еще не успела познакомиться. Но Дуня сразу понравилась своей кротостью чопорной и холодной по внешности Нан. Дуня же со
страхом и смущением поглядывала на «барышню», обладавшую такими сдержанными манерами, каждое движение у которой было рассчитано, точно у взрослой.
Примитивный человек, который все ещё живёт в современном человеке, находится во власти
страха, он раб
прошлого, обычного, духа предков.
Все, что делает человек из
страха ада, а не из любви к Богу и к совершенной жизни, лишено всякого религиозного значения, хотя в
прошлом этот мотив был наиболее использован для религиозной жизни.
Бессильная тревога
Проснулася в сердцах, как в пропасти змея.
Мы потеряли все — бессмертие и бога,
И цель, и разум бытия.
Кумиры
прошлого развенчаны без
страха,
Грядущее темно, как море пред грозой,
И род людей стоит меж гробом, полным праха,
И колыбелию пустой.
Скоро мысли его приняли течение более правильное: он припоминал себе и
страхи, и смешное, отвратительное гаерство
прошлой ночи, и жену свою, с ее любовью, с ее нежными ласками, с ее заботливостью о нем и о доме, с ее детскою игривостью…
Он находился в постоянном
страхе, что вот-вот явится еще кто-нибудь и напомнит ему о
прошлом, напомнит ему о его виновности; и кто знает, удастся ли ему купить молчание этого грядущего неизвестного лица, и какою ценою?
Им был нагнан положительно панический
страх на дворовых, даже мужчин не говоря уже о женщинах, да и сам «Степка», как звала его Салтычиха, или Степан Ермилыч, как величали его
прошлые и будущие жертвы, сильно пользовался создавшимся вокруг него положением, и ходил по двору и даже людской, точно ему «черт не брат», как втихомолку о нем перешептывались дворовые.